Лора Леонидовна Антонова — директор школы № 30 Нижнего Новгорода
Впервые я увидела и услышала владыку Николая на публичном мероприятии в самом начале 1990-х. Как все мероприятия того времени, оно было фантастически тусклым и однообразным. Единственное, что я запомнила, это речь владыки. Наверное, это было одно из первых публичных выступлений архиерея. Речь его тогда была достаточно скованной, как и у других. Но было в ней что-то неуловимое, что выделяло владыку Николая на общем фоне. Потом я поняла: его речь привлекла меня содержательностью. Владыка всегда в своих выступлениях опирался на источники: Священное Писание, святоотеческую литературу. Он был человеком высочайшей культуры, говорил доходчиво, не лукавил, не кривил душой.
А встретились и познакомились мы с митрополитом Николаем, когда он пришел к нам в школу. Приход владыки по разным причинам долго откладывался. И все-таки долгожданная встреча состоялась. Не помню точно, в каком году, но это было на Светлой седмице. Мы все – и учителя, и ученики – очень ждали владыку. Торжественность встречи была необычайная. Мы постелили ковровую дорожку, вдоль которой двумя длинными шеренгами выстроились ученики. Все замерли в ожидании.
Владыка вышел из машины и направился вдоль почетного караула.
- Двойки есть? – был первый вопрос, с которым он обратился к детям.
- Не-е-ет! – ответили ему хором, как по команде.
Владыка был явно разочарован.
- Что же вы за ученики, если у вас нет двоек?
Этими словами он моментально разрушил всю ту торжественность, которую так старательно создавали учителя.
Мои ученики меня тут же «сдали»:
- Это Лора Леонидовна нас научила так отвечать! – наперебой оправдывались они.
Между митрополитом и учениками в этот момент возникло единство, те доверительные отношения, которых педагоги, бывает, добиваются годами.
И во время последующих визитов в нашу школу он всегда разрушал ту стену почтения, которую мы возводили между ним и учениками. И в то же время владыка всегда очень тонко чувствовал грань дозволенного, отличал детскую непосредственность от невоспитанности и озорства.
Однажды, провожая владыку, мы спускались вместе с ним по лестнице. Вдруг видим: стоит на лестничном пролете девчушка из начальной школы и плачет, размазывая слезы кулачками. Рядом валяется портфель и высыпавшиеся из него ручки, карандаши и всякая всячина.
- Что случилось? – обратился Владыка к ребенку.
- Портфель упал!
- А куда упал – вверх или вниз? – участливо и серьезно поинтересовался он.
Девочка сразу перестала плакать, удивленно посмотрела на необычного собеседника.
- Вниз…
- Так что ж ты плачешь? Подняла и собрала. Вот если бы он вверх упал…
В общении с детьми владыка всегда психологически менялся, становился близким и понятным для них.
Помню еще один визит митрополита в нашу школу. Мы собрали тогда в актовом зале учеников 5-6 классов, и он беседовал с ними о жизни. Когда разговор зашел о степени важности материального достатка, владыка в качестве примера привел себя самого:
- Вы каждый год себе новую обувь покупаете, а я вот уже двадцать лет в одних и тех же ботинках хожу. И ничего, как новенькие!
Владыка приподнял край рясы, показывая свою обувку. И тут дети, от первых до последних рядов, повскакали с мест и бросились к нему: всем хотелось посмотреть на чудо-ботинки. А они у Владыки и в самом деле были необычные – ортопедические!
Когда школой заинтересовалась генеральная прокуратура, владыка Николай приехал к нам с иконой «Иисус Христос и дети». Он легко поднялся с ней на 3-ий этаж, по пути несколько раз останавливаясь, чтобы пообщаться с детьми. Дня через три мы проводили мероприятие в актовом зале и решили перенести туда икону, но… не смогли ее даже приподнять. При встрече сказала митрополиту:
- Владыка, мы пытались поднять икону и не смогли, а Вы ее как пушинку носили по школе.
- Так ведь мне в молодости пудовые мешки приходилось таскать.
Эта икона так по сей день и стоит в моем кабинете, куда он ее поставил.
Владыка Николай всегда видел будущее намного вперед. О школьном образовании он говорил: «Элитные школы нанесут колоссальный вред государству. В классе должно быть определенное количество умных и дураков, то есть должно быть равновесие. Умные будут подтягивать дураков, а дураки – сдерживать умных… Наше правительство должно быть среднего уровня, только в этом случае оно способно будет нас понимать».
По той же самой причине он не был сторонником создания православных гимназий. Они превращаются в еще один вид элитных школ. Митрополит был сторонником преподавания основ Православия в обычных и воскресных школах. Он понимал: пока православное образование и воспитание не введут во всех школах, ничего не изменится.
Наша школа в этом отношении стала первопроходцем. На нас всегда нападали все вышестоящие инстанции: городской и областной департаменты образования, все прокуратуры, включая генеральную… И владыка Николай всегда вставал на защиту: шел к губернатору, требовал заступничества. Причем он защищал не конкретного человека, не собственные интересы, а дело, и только дело. Митрополит служил Истине, и в этом отношении он был стеной, которую нельзя было поколебать.
Я всегда ему говорила на этот счет:
- Владыка, Вы единственный мужчина в Нижегородской епархии.
Он только смеялся в ответ.
Был в моей жизни такой случай. Владыка Николай направил меня в Москву на Международные Рождественские чтения. По его благословению я возглавила нашу нижегородскую делегацию. Все главы делегаций были приглашены на прием к Патриарху. Но, по установленным правилам, это должны быть непременно священники. Мне в приеме отказали, а священнослужителя в нашей делегации не оказалось. Я уже ухожу, и вдруг меня окликнули:
- А из какой Вы епархии?
- Из Нижегородской.
- А!.. Нет, вернитесь. Владыка Николай может обидеться.
Так я побывала на приеме у Патриарха. И еще сделала для себя вывод: с нашим владыкой считаются, его боятся обидеть.
А вот еще один случай, ярко характеризующий митрополита Николая.
Иеромонаху Мстиславу представилась возможность съездить в Иерусалим, но Владыка его не отпускал. Кто-то из светских людей, друживших с митрополитом, решил походатайствовать за отца Мстислава. Но воля правящего архиерея была непреклонной: «Что ожидает епархию, если моими монахами станут распоряжаться все кому не лень?». Мне, ставшей невольной свидетельницей этого разговора, он потом объяснил: «Когда светские люди вмешиваются в жизнь Церкви и хотят играть роль большую, чем могут, это страшно». И я поняла, если владыка Николай кому-то говорил «нет», это значило: все, хоть умри. Но самое главное, он всегда умел четко аргументировать свою позицию. Я и детей в школе учу строить свою речь и говорить так, как владыка.
Митрополит Николай не укладывался ни в какой стереотип. Теплый и лучистый как солнышко, чьи лучи согревали многих, а временами жесткий и бескомпромиссный. Но он всегда был очень доступен для людей.
Владыка умел быть близким для многих. Я очень благодарна ему за то, что он любил моего сына. И сама всегда считала владыку своим другом и защитником, хотя и не решалась лишний раз позвонить ему, напомнить о себе. Для меня было главным то, что владыка есть.
У меня в жизни пока не было больших потерь, я не теряла близких людей. И смерть владыки Николая явилась для меня на сегодняшний день самой ощутимой потерей. На его похоронах в Староярмарочном соборе на меня посмотрел незнакомый мужчина и неожиданно сказал: «Владыка Вас очень уважал». Вот с этим теперь и живу. Это – как последняя весточка от дорогого человека, которая согревает и помогает трудиться на благо нашего общего дела.