Татьяна Упирвицкая: «Величие простоты.»
Татьяна Упирвицкая- журналист, пресс-секретарь Владыки Николая в 1991–2001 гг
Познакомилась с Владыкой я в ноябре 1990 года.
Тогда мне, студентке филологического факультета ННГУ, проходившей учебную практику в одной из газет, дали задание написать серию очерков о нижегородских святых. Я отправилась в епархию, к тогда еще архиепископу Горьковскому и Арзамасскому Николаю за благословением и помощью.
Волновалась сильно. Не знала ни как ступить, ни как спросить.
Помня, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят, постаралась соответствовать облику женщин, работающих в церкви, повязала на свою коротко стриженную кудрявую голову маленький шелковый платок, который все время сползал, очень меня смущая. Владыка наблюдал за мной с улыбкой и наконец спросил: «А ты, радость моя, и дома в платочке ходишь? А коли нет, так и снимай этот маскарад. А когда в церковь пойдешь, надень платочек подлиннее, чтобы не падал». Сказал он это так по-доброму и так весело, что смущение мое улетучилось, нужные слова сразу вспомнились, и разговор пошел непринужденно...
Сейчас принято говорить о духовной мудрости митрополита, его прозорливости, вспоминать его многие и многие заслуги на пути служения Русской Православной Церкви, а мне кажется, что очень важно вспомнить и его великую житейскую мудрость, или, как он сам говорил, «разумную мудрость», его простоту, его неуемную энергию, его добросердечие и отзывчивость к чужой боли, ведь именно эти качества сделали его столь уважаемым и любимым.
– Никогда, дочь моя, не пытайся быть тем, кем ты не являешься, – учил меня Владыка, – получится либо грустно, либо смешно. Совершенствуй то, что в тебя Господь заложил, делай свое дело и живи по совести, а больше ничего и не нужно. Запомни: непосильного креста Господь никому не дает!
По сей день благодарю я Бога за то, что в своей жизни мне посчастливилось знать Владыку Николая и работать под его руководством. И я глубоко убеждена, что не место красит человека, а человек место, а потому не сан делает человека легендой, а его сердце.
У митрополита Николая было большое сердце.
Рассказывая о себе, Владыка часто подчеркивал: «Я – из мужиков». Однако в моем понимании митрополит был истинным интеллигентом в душе: твердым, но добросердечным, принципиальным, но тактичным. Я не знаю, что сделало его таким, – трудная судьба, неиссякаемая жажда знаний, любовь к русской культуре, к литературе и музыке, подлинно христианское человеколюбие или то, что его наставниками стали учителя «старой формации», преподаватели еще дореволюционной России, сумевшие вложить в сердце молодого человека то, чему невозможно научить, как специальности; что не написано ни в одном учебнике, а может быть, он родился с интеллигентной душой...
Помните, у Достоевского: «Чести и достоинству сердце учит, а не танцмейстер».
И так ли уж важно, вспоминают Владыку как Высокопреосвященнейшего митрополита Нижегородского и Арзамасского, как отца Николая или как Николая Васильевича, главное – вспоминают его с уважением, с почтением и любовью. Он оставил нам светлую и добрую память о себе. Не это ли главное, не это ли подлинное величие?!
Поле деятельности Владыки Николая было столь широко, а заслуги столь значительны, что это не могли не отметить ни церковные, ни светские власти.
– Правитель, не имеющий жесткости, не должен править, – часто повторял митрополит Николай.
И правил он жестко, но справедливо. На мой взгляд, его умению руководить могли бы поучиться многие современные начальники и администраторы.
Он был очень требовательным, ничего и никогда не пускал на самотек, вникал в суть проблемы, прежде чем принять какое-либо решение; но требовательность его никогда не выходила за рамки разумного, не становилась прихотью. Ошибки подчиненных не раздражали, а, скорее, огорчали Владыку. Я вообще не помню его раздраженным.
– Не ошибается тот, кто ничего не делает, – любил он повторять и тут же подсказывал, как исправить ошибку.
Владыка обходился крайне малым штатом сотрудников, зато все всегда были на местах, все работали и отвечали за свою работу.
– Мое издательство на двух ногах ходит, – шутил митрополит, когда мы начинали возрождать в епархии издательское дело, а потом серьезно добавлял: – Учись, дочь моя, обходиться малыми силами, тогда большим коллективом руководить в сто раз легче будет. А вообще помни: у семи нянек дитя без глазу.
Несмотря на свой высокий сан и положение в обществе, крайнюю занятость и почтенный возраст, митрополит был совершенно доступен. В часы, когда он вел прием в своем кабинете, прийти к нему мог практически каждый.
Был на моей памяти случай: к Владыке обратилась слепая девушка, не имевшая никакого отношения к церкви. Студентка, комсомолка. Привело ее к нему отчаяние. Все от нее отвернулись, а Владыка выслушал, помог и духовно, и материально. Хотя раньше никогда не видел этой девушки и не слышал ее имени.
Мне тоже было тяжело, и бывали моменты, когда опускались руки и хотелось бросить все и убежать далеко-далеко. Владыка всегда находил слова, помогающие преодолеть отчаяние, найти в себе силы справиться с бедой.
Однажды в такой момент он сказал мне: «Помнишь, радость моя, чем кончается роман «Граф Монте-Кристо»? Одна строчка: «Ждать и надеяться». Просто вспоминай ее, когда тебе тяжело».
У митрополита Николая было больное сердце, он перенес два инфаркта, но даже когда врачи ограничили его рабочее время, он продолжал принимать до последнего человека: «Я – старая лошадка, коли запрягли, то буду тянуть, пока не упаду».
Тяжелее всего ему было переносить необходимость лечения. Чуть становилось полегче –
Владыка уже на ногах: «Не могу больше, все бока отлежал».
Ему всегда можно было дозвониться в кабинет или домой. Он никогда не прятался за спины секретарей и келейников (их, кстати, у Владыки не было), мог даже дать нагоняй за то, что его постеснялись побеспокоить вечером, решая какой-нибудь важный вопрос: «Меня всегда можно застать. Дело есть дело, а иначе зачем я здесь сижу».
Жил Владыка очень просто. Некоторые люди даже пеняли на его легкодоступность и простоту, дескать, живет не по рангу. На мой взгляд, именно в простоте и заключается подлинное величие.
Он был удивительно чутким и внимательным человеком. Любил делать людям подарки, удивлять.
– Не было случая, – говорил о нем митрополит Владимир, – чтобы Владыка Николай не одарил кого-нибудь из друзей.
И бывали случаи, когда Владыка Николай показывал необыкновенную широту сердца, необыкновенную любовь и щедрость, необыкновенное великодушие. И эти качества он сохранил на всю жизнь.
Помню, я купила серебряный крестик. У меня был свой крестильный, оловянный, но уж очень хотелось иметь крестик, освященный Владыкой Николаем. Попросила Владыку освятить. Он взял. Проходит неделя, другая, третья. Я напомнить стесняюсь, жду. И тут в канун Татьяниного дня Владыка преподносит мне коробочку, говоря: «Посвятил тебе, дочь моя, крестик. Бери и носи».
Поблагодарила, открыла коробочку – а там крестик золотой.
– Вы, Владыка, чудотворец, – говорю, – сколько веков человечество над тем бьется, как металлы в золото превращать, а Вы, оказывается, этим секретом владеете.
– Чудо, дочь моя, – улыбается Владыка, – на то и есть чудо, что один раз случается. Если больше, – это уж не чудо, а фокусы...
...Митрополит Николай очень любил детей, каждый раз после службы, проходя через весь храм, он одаривал ребятишек шоколадками или конфетами. Специально с собой всегда сладости возил, чтобы детишек побаловать.
Удивительно, как легко он находил общий язык с детьми, вне зависимости от возраста. И дети тянулись к нему, как-то сразу ему доверяли.
Помню, однажды приехала к митрополиту телевизионная группа записывать интервью. И был с ними пятилетний мальчик, сын режиссера: так уж получилось, что ребенка с собой взяли. Пока устанавливали свет, камеру и прочее, Владыка с мальчиком пошли в сад гулять, смородину собирать и яблоки пробовать. И так они душевно общались, что вся съемочная группа, забыв, зачем приехала, наблюдала за ними с открытыми ртами. Потом оператор опомнился, стал снимать. Такая вышла эксклюзивная съемка...
Всех детишек, с которыми Владыка общался, он помнил по именам.
А вот что митрополит Николай действительно не переносил, так это лесть и подобострастие, которые сам называл «беспардонным подхалимажем».
– Если человек льстит, – учил он меня, – значит, он неискренен. Такому человеку верить нельзя. А без доверия каши не сваришь.
В своих публичных выступлениях и частных беседах митрополит никогда не боялся открыто высказывать свое мнение, никогда не стремился понравиться всем, но хотел свою мысль донести до каждого, он не записывал речи для телевизионных выступлений, не боялся прямого эфира, даже переживал, когда эфир ограничивался лишь общими, или, как он сам говорил, «беззубыми» вопросами, никогда не читал по бумажке, его выступления не были выхолощены, а потому не были бездушны.
Он не боялся повторяться, не боялся казаться простым. Он был удивительно приятным и внимательным собеседником. Отстаивая свою точку зрения, Владыка никогда не был упрям, зато в конце разговора его собеседник вдруг понимал, что неправ. Удивительно, но даже в этом случае он расставался с митрополитом в прекрасном настроении и полностью удовлетворенным беседой.
Сколько мудрых и добрых советов дал мне Владыка Николай за эти годы, сколько раз ободрял и утешал меня, сколь многому научил. На всякий непредвиденный случай вопреки всяким превратностям судьбы он имел несокрушимое оружие – разумную мудрость и большое сердце.